ВИКТОР ЛЯПИН СНЫ БЕГЕМОТА

ВИКТОР ЛЯПИН СНЫ БЕГЕМОТА

Фарс

ВИКТОР ЛЯПИН

СНЫ БЕГЕМОТА
ФАРС

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ОТЕЦ
МАТЬ
ДОЧЬ
ГОСТЬ

На сцене — четыре стула, на которых сидят все персонажи. На протяжении всего действия они практически не уходят со сцены.
Отец встает и привозит ванну с водой на колесиках. Отец в пижаме и в тапочках.
Он сладко потягивается. Смотрит на ванну. Подходит к ней и блаженно плюхается в воду, расплескивая ее вокруг себя.

ОТЕЦ. Я — бегемот!.. Я — царь зверей!..
Эй, прислужник! Яств, зрелищ, удовольствий! Не то я велю разрубить твою немытую шею! Я праведник, а ты грешник. Помни, кто тут хозяин и чего стоит твоя жизнь.
Бездна до тебя. Бездна после тебя. Ты всего лишь мой сон, странный сон добродушного животного, которое смежает веки в теплых лучах восходящего солнца.
Я никогда не грешу... Ни словом. Потому что не умею говорить. Ни делом. Потому что все мои дела уже сделаны до меня... Ни прекословием, ни непослушанием, ни клеветой... На кого мне клеветать?
Нет во мне ни зависти, ни ненависти, ни корысти. Вольер мой крепко огражден. Постороннему сюда не пробраться. В урочный час мне приносят еду. Если ее перестанут приносить, я просто умру, не понимая, что со мной происходит.
Я люблю всех и не люблю никого. Моя любовь долготерпит и милосердствует, не завидует, не превозносится и не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не радуется неправде, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Я поворачиваю хвостом своим, как кедром; ноги у меня, как медные трубы, кости — как железные прутья. Дыхание мое раскаляет угли, и из пасти моей выходит пламя. Сердце мое твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Нет на земле подобного мне. Я сотворен бесстрашным. На все высокое смотрю смело; я царь над всеми сынами гордости.
Я — бегемот...
Достаточно?.. Достаточно... Достаточно... (Вылезает из ванны) Холодно что-то сегодня, промозгло... Побежать скорей снова под одеяло!

Отец убегает.

Мать, Дочь и Гость оживленно беседуют за утренним кофе.
Гость рассматривает альбом импрессионистов.

МАТЬ. Изумительная, изумительная картина!..
ГОСТЬ. Да, но Лотрек эротичнее.
МАТЬ. У вас своеобразный взгляд на вещи.
ГОСТЬ. Сливки замечательные.
МАТЬ. Не хотите ли еще?
ГОСТЬ. С удовольствием.
Когда я жил л в Москве, у меня была превосходная собака. Коккер-спаниэль. Сука. Умница, красавица, послушная, добрая. Заберется на колени, положит голову мне на грудь и замрет. И такое тепло от нее идет, такая любовь, что, верите, закроешь глаза –– и кажется, что это мать меня в детстве ласкает.
МАТЬ. Вы впечатлительная натура.
ДОЧЬ. Так живо рассказываете. Должно быть, вам было очень одиноко.
ГОСТЬ. Никого нет вернее собаки.

Входит Отец.

ОТЕЦ. Я не помешал?
МАТЬ. Ты в хорошем настроении. С утра шутишь.
ГОСТЬ. Здравствуйте, Антон Иванович.
ОТЕЦ. Здравствую, здравствую, мой дорогой, и вам того же желаю.
Как провели ночь?
МАТЬ. Извини, ты кого спрашиваешь?
ОТЕЦ. О чем беседуем?
ГОСТЬ. О собаках.
Должен вам сказать, Антон Иванович, я получил обнадеживающее письмо от моего научного руководителя. Мне выслали деньги на оборудование и командировочные. Скоро я вам заплачу весь долг.
ОТЕЦ. Очень мило, очень мило. Я никогда не сомневался, что вы благородный человек. Правда, Галочка?
МАТЬ. Ну вот, опять началось. Всю жизнь ты меня в чем-то подозреваешь. Стоит в нашем доме появиться молодому человеку — и сразу это перекошенное лицо, эти беспричинные бабские сцены ревности.
Да, мы вынуждены держать постояльца. Но это только потому, что твоей дрянной зарплаты ни на что не хватает!
Ну пусть он даже симпатичен мне, пусть я даже позволяю легкий флирт и заигрывание — что с того? Моя жизнь — сплошная кухня и выслушивание твоих идиотских попреков. Разве этим можно жить? Ты хочешь, чтобы я сошла с ума от скуки и безысходности?
Кроме всего прочего, у нас взрослая дочь-дура, которая никак не может выскочить замуж. Тогда сам ищи ей любовников, раз тебя не устраивает то, что делаю я!
ДОЧЬ. Опять вы с утра начинаете канючить и ссориться. Господи, когда-нибудь это прекратится? А драгоценный постоялец с масляной рожей только ухмыляется! Ничтожество! И мама — распушила перед ним перья, как пятнадцатилетняя проститутка! Знала бы ты, что он говорит про тебя в моей постели.
ГОСТЬ. (Отцу) Надо быть поласковее с мамашей. А то она заставит меня платить долги. Которая же из них лучше? Надо переспать с ними обеими вместе. А что, недурная мысль! “Забудем стыдливость, милая. Останемся просто женщинами!” Вот будет забава!
ОТЕЦ. (Гостю) К сожалению, сомнений нет. Все, чему я посвятил свою жизнь, оказалось ложью и пшиком. Сегодня же сжечь все свои тетради и больше никогда, никогда, никогда... Теперь у меня одна опора в жизни — эти родные, милые лица. Да, да, да! Только семья, только тихие совместные вечера, чтение Гумилева, разговоры о живописи...
ГОСТЬ. Папаша-идиот.
ОТЕЦ. Простите, что вы говорите?
ГОСТЬ. Я сказал, какое счастье иметь такую милую и современную семью. Глядя на вас, я сам мечтаю о таком же приятном будущем. Но к сожалению, человек предполагает, а бог, как известно, располагает, и нам не дано знать наш завтрашний день.
МАТЬ. Выйди и зайди еще раз, как все люди.

Отец послушно выходит и заходит еще раз.

ОТЕЦ. Здравствуйте, люди добрые.
МАТЬ. (Радостно) Познакомьтесь — наш папа, глава семейства, Антуан Иванович, известный специалист в области прикладного литературоведения, почти профессор.
ДОЧЬ. Папочка, это Сергей Петрович.
ОТЕЦ. Не понимаю.
МАТЬ. Вот твой кофе.
ОТЕЦ. А сливки?
МАТЬ. Сливки выпил Сергей Петрович.
ГОСТЬ. Очень рад с вами познакомиться.
ОТЕЦ. Который час?
МАТЬ. Четверть десятого.
ОТЕЦ. Разве у нас гости?
МАТЬ. Со вчерашнего вечера. Удивительно, как ты мог не заметить.
ОТЕЦ. Вы ученый?
ГОСТЬ. Н-н-н... Отчасти. Скорее, деловой человек. У вас удивительно гостеприимные жена и дочь.
ОТЕЦ. Да?.. Мне кажется, вчера было ветрено?
ГОСТЬ. Зависит от нашего взгляда на метеорологию как науку. Слегка поддувало.
ОТЕЦ. Я весь вечер глядел в окно. Ветер валил деревья.
ГОСТЬ. Отдельные подобные факты имели место. Но это не мешало нашему приятному времяпрепровождению.
ДОЧЬ. Сергей Петрович из столицы. Он так удивительно рассказывает о прелестях современной жизни! Ах, я вся прям очарована!
МАТЬ. Не так важно, где человек живет. Важно, что он из себя представляет.
ОТЕЦ. Почему я спал на кухне?
МАТЬ. Тебе нужно было заниматься своим научным трудом. Мы не хотели тебе мешать.
ОТЕЦ. Моя работа продвигается удивительно медленно.
МАТЬ. Что и говорить. Ты взвалил на свои плечи непосильную ношу.
ГОСТЬ. Позвольте полюбопытствовать о теме ваших исследований?
ДОЧЬ. Проблемы страданий самца-богомола в контексте развития культурной традиции двадцатого века... О, наш папочка большой ученый!..
ОТЕЦ. Моя дочь дура, а жена вертихвостка.
ГОСТЬ. Это очень оригинально.
МАТЬ. Фи!
ДОЧЬ. Фи!
ОТЕЦ. Где вы остановились в нашем городе?
ГОСТЬ. Э-э-э... Видите ли, в некоторой степени... здесь. Галина Ивановна и Елена Антоновна были так любезны, что предложили мне комнату в вашем доме на обоюдовыгодных условиях. Я не мог отказаться.
МАТЬ. Да-да, это совершенно необходимо. Мы крайне стеснены материально и, кроме того, для Леночки... ты меня понимаешь... имеет большое значение... культурное общество, светские беседы и все такое прочее...
ДОЧЬ. Сергей Петрович, как и я, обожает Гете и французских импрессионистов. Мы близкие души.
ОТЕЦ. А что же твой прошлый любовник?
МАТЬ. Как ты смеешь, Антуан?!.. Не береди рану!..
ДОЧЬ. Это вовсе неуместно, папочка!.. Мне, право, неловко, Сергей Петрович. Что вы можете подумать?
ГОСТЬ. Комната хорошая. Чисто, уютно. Окна на солнечную сторону.
ОТЕЦ. Значит, жить в нашем городе вам больше негде.
Надолго командировка?
ГОСТЬ. Э-э-э... М-м-м... Это очень сложный вопрос.
ОТЕЦ. Я-то, видите ли, здесь давно... Давненько... Насмотрелся... Не удивляюсь...
Три года назад Галочка шимпанзе завела. Домашнего. Так же комнату ему отдали. Ничего, милое животное. Опрятное. И разговорами не докучало. Терпел, три месяца терпел. Даже завтракали, извините, за одним столом. Вот прям как с вами. На вашем месте, кстати, и сидел.
МАТЬ. Не хотите ли, Сергей Петрович, еще кофе?
ГОСТЬ. Благодарю. Достаточно.
ОТЕЦ. Да вы пейте, не стесняйтесь. Не обеднеем.
ДОЧЬ. (Со слезами на глазах) Что же ты молчишь, мама?!..
МАТЬ. Только не плачь, девочка, только не плачь! Успокойся!.. Антуан, скажи, что ты пошутил!..
ОТЕЦ. Я не Антуан. Я Антон.
МАТЬ. Ну хорошо, Антон!
ОТЕЦ. Мне плевать.
МАТЬ. Вот видишь, девочка. Папа пошутил.
ГОСТЬ. В столице тоже распространена мода на экзотических животных.
ОТЕЦ. Вот-вот, и я говорю — мода.
Разрешите представиться. Антон Иванович Кулебякин. Собственной персоной. Волею судеб. Премилый человек. Смею вас заверить. Прохвост, каких мало, но кристальная душа. Слегка нечист на руку. Что есть, то есть. Много раз попадался, много раз бит, но по-прежнему мил и общителен. Одним словом, душа компании. Вот увидите, мы с вами сойдемся. Еще будем не разлей вода, пока один другому горло не перегрызет.
Уж как я рад нашей встрече, как я рад.
ГОСТЬ. Галина Ивановна о вас очень высокого мнения.
ОТЕЦ. Откровенно говоря, мнение Галины Ивановны меня не интересует. Так же, впрочем, как и ваше.
ГОСТЬ. Какому вопросу посвящена ваша работа?
ОТЕЦ. Вам это действительно нужно?
ГОСТЬ. Несомненно. В детстве я тоже мечтал стать ученым.
ОТЕЦ. Бегемоту.
ГОСТЬ. Извините?
ОТЕЦ. Животному, скоту, представителю класса млекопитающих.
ГОСТЬ. Вы зоолог?
ОТЕЦ. Наверно. В какой-то мере. Впрочем, я вижу, вас это не интересует, вы утомлены.
ГОСТЬ. Нет-нет. Это крайне интересно.
ДОЧЬ. Папа большой оригинал.
ГОСТЬ. Не сомневаюсь.
ОТЕЦ. Разрешите в таком случае и мне задать вам один вопрос.
ГОСТЬ. Буду счастлив удовлетворить ваше любопытство.
ОТЕЦ. Вы нынешнюю ночь провели в спальне моей жены?
МАТЬ. Антон!..
ГОСТЬ. Я... был слишком пьян. Я вчера выпил лишнего.
ОТЕЦ. Жаль. Значит, вы вряд ли заметили.
ГОСТЬ. Что?
ОТЕЦ. Окно в спальне жены. Оно выходит во двор школы. Двор засажен тополями. За тополями дорога. Она всегда пустынна.
А дальше... Дальше местный зоопарк. Его железная ограда обычно ярко блестит в лучах вечернего солнца.
Если желаете, сегодня вечером я могу одолжить вам свой бинокль!.. Или мы можем смотреть на это вместе.
ГОСТЬ. Смотреть на что?
ОТЕЦ. Как он выбирается из своего грязного бассейна и греется на солнце. К сожалению, это происходит крайне редко и только перед заходом солнца. Последний раз это случилось... постойте, дайте сосредоточиться... около месяца тому назад. Да, ровно месяц назад, — когда у тебя, дорогая, гостил архитектор из Петербурга.
У меня все записано. Если хотите, я принесу свой журнал.
ГОСТЬ. Нет, не надо. Не сейчас. У меня после вчерашнего немного болит голова.
ОТЕЦ. Как вам будет угодно. Я могу идти?
ГОСТЬ. Куда?
ОТЕЦ. Я думал, я вам мешаю пить утренний кофе.
ГОСТЬ. Нет, вы мне нисколько не мешаете.
ДОЧЬ. Папа очень серьезно относится к своему научному труду. У него уже несколько томов исследований.
ГОСТЬ. Наверное, это очень забавно. Вы собираетесь их опубликовать?
ОТЕЦ. Нет. Только через двадцать пять лет после моей смерти.
ГОСТЬ. Почему бегемот?
ОТЕЦ. Я сам себя спрашиваю об этом... Ежедневно, ежечасно, ежесекундно... Почему именно бегемот? Почему? Почему? Почему?
Не может же быть, чтобы лишь только для моего унижения? Разве мало и без того я унижен?
По какому праву он так выделен из числа остальных? Чем он отличился?
Разве больше в нем сострадания, совестливости, почитания? Разве у него особый философский склад ума? Или его любовь к своей самке более изысканна? Или, может быть, он отмечен какими-то неведомыми мне подвигами?
Бесформенная груда костей, кожи и мяса с безумными, бессмысленными глазами. Я не прав?
ГОСТЬ. Извините, я не совсем понимаю, отчего вы так волнуетесь.
МАТЬ. Успокойся, дорогой. Выпей капли.
ОТЕЦ. Извините. Архитектор мне нравился больше. По крайней мере, он был понятливей.
Чем вы будете заниматься в нашем городе?
ГОСТЬ. Строить новые водопроводные сети.
ДОЧЬ. Сергей Петрович, вы не поможете мне прибраться в моей комнате?
ГОСТЬ. С превеликим удовольствием. (Уходят)
МАТЬ. Какой галантный кавалер.
ОТЕЦ. Наконец-то мы остались одни.
МАТЬ. Что с тобой сегодня? Ты грустен.
ОТЕЦ. Не знаю. Комок к горлу подкатил. Мой организм все больше подвержен природным катаклизмам. На дворе буря — и во мне буря. Как в сообщающихся сосудах. Наверно, готовлюсь стать частью природы.
МАТЬ. Он сильно тебя раздражает?
ОТЕЦ. ...Нет. Не больше, чем предыдущие.
МАТЬ. Ты сам предоставил мне свободу.
ОТЕЦ. Ты этого хотела.
МАТЬ. Женщина никогда не знает, чего хочет.
ОТЕЦ. Тебя что-то не устраивает?
МАТЬ. Отсутствие тепла.
ОТЕЦ. (После паузы) Сегодня я снова проснулся с твоим именем на устах. Окно в сад было раскрыто. В ветвях липы, которую посадил еще мой дед, прятался соловей. Его радостное пенье заставляло трепетать мое сердце.
Мне хотелось бежать на реку босиком, броситься в лодку и плыть, плыть, плыть, шепча небесам твое имя: — Милая, любимая, единственная! Как чисты твои глаза! Как легка твоя улыбка! Каким клокочущим светом наполнена жизнь, когда ты рядом со мной!
МАТЬ. А я всю ночь не могла уснуть. После того, как мы расстались, я все время повторяла твои слова. Они как музыка звучали в моем сердце: — Я люблю тебя, я люблю тебя, я отдам за тебя жизнь...
ОТЕЦ. Так и случилось.
МАТЬ. Что?
ОТЕЦ. Ты отняла у меня мою жизнь. Бывшее стало не бывшим, а не бывшее бывшим.
МАТЬ. Это преувеличение. Метафора. Нельзя отнять то, чего не было.
ОТЕЦ. Можно. Ты согрелась?
МАТЬ. Немного. Но сегодня ты не в духе. Нет вдохновения. Стертые слова, фальшивая интонация. Огня было мало.
ОТЕЦ. Возможно, все потому, что твой Сергей Петрович скушал мои сливки.
МАТЬ. Фу, какая проза! Как ты мелок.
ОТЕЦ. Желудок требует своего.
Не подпустить ли немного ревности?
МАТЬ. Пожалуй. Только не перебарщивай, как в прошлый раз. Это беганье с топором раздражает наших соседей.
ОТЕЦ. По-моему, совсем напротив, для них это хоть какое-то развлечение. Они же просто подыхают от скуки — бюргеры, свиньи, насекомые.
МАТЬ. Нет, я не хочу этой беготни. Лучше дуэль. Поймай его в моей спальне и предложи драку на ножах. Мы с дочерью купим шампанское и конфеты, она позовет подруг, и мы будем махать белыми и красными платками — добивать вам друг друга или оставить побежденному жизнь.
ОТЕЦ. Это глупо.
МАТЬ. Но все-таки интеллигентнее, чем топор.
ОТЕЦ. Тебе хорошо с ним?
МАТЬ. Не знаю. Когда как.
ОТЕЦ. Может быть, ты хочешь развестись?
МАТЬ. Может быть. Посмотрим. Только не сегодня.
ОТЕЦ. Жулье. Вы обложили меня со всех сторон.
МАТЬ. Один ты бы сдох со скуки.
ОТЕЦ. Мы занимаемся этим двадцать лет.
МАТЬ. И, согласись, немало в этом преуспели.
ОТЕЦ. Чушь. Сотрясание воздуха. Бег на месте.
МАТЬ. Поди, прими ванну. Это успокоит твои нервы. Поплещись, расслабься, попускай пузыри.
ОТЕЦ. Не отдавай ему больше мои сливки. Хорошо, дорогая?
МАТЬ. Хорошо, дорогой. Извини, я не знала, что это так важно для тебя.

Они торжественно расходятся в разные стороны.
Вбегают Гость и Дочь.

ГОСТЬ. Твоя мама дура. Ты пойдешь за меня замуж?
ДОЧЬ. Почему ты все время шутишь надо мной?
ГОСТЬ. Ну, не дуйся, не дуйся. У тебя и без того толстые губки.
ДОЧЬ. Я мечтаю, чтобы у нас был ребенок.
ГОСТЬ. Пожалуйста. Я не против. Это обычное дело и вряд ли помешает моей командировке.
ДОЧЬ. Неужели даже мои слезы не согреют твое сердце?
ГОСТЬ. Не будь, как твоя мать. Зачем плакать, когда у тебя такие красивые глаза?
ДОЧЬ. Все равно я сейчас заплачу. Этого больше никогда не повторится.
ГОСТЬ. Чего?
ДОЧЬ. Первой ночи любви.
ГОСТЬ. У тебя — да, не повторится. У меня — сколько угодно.
Мы можем продолжить наши уроки.
ДОЧЬ. Ты любишь меня?
ГОСТЬ. Люблю.
ДОЧЬ. Почему же ты не ласкаешь меня?
ГОСТЬ. Я немного устал. Ты слишком резва.
ДОЧЬ. Если ты меня бросишь, я умру.
ГОСТЬ. Я знаю. Я тоже.
ДОЧЬ. Нет, ты не любишь меня.
ГОСТЬ. Идиотка, я же сказал, что люблю.
ДОЧЬ. Я обо всем рассказала маме.
ГОСТЬ. О чем?
ДОЧЬ. О нашей любви.
ГОСТЬ. Я знаю.
ДОЧЬ. Мама мне тоже все рассказала.
ГОСТЬ. Да? И что же она рассказала?
ДОЧЬ. Ты подлец! Мерзавец и подлец!
ГОСТЬ. Ну, наконец-то я могу уйти.
ДОЧЬ. Нет, постой! Мы должны объясниться!
Со мной сейчас случится истерика.
ГОСТЬ. Подожди, я поудобнее сяду в кресле. Начнешь, когда я хлопну в ладоши. Итак! Начинай! (Хлопает в ладоши)
ДОЧЬ. Ты подшутил надо мной, как последний подонок. Сначала ты проник в наш дом, притворяясь интеллигентом и эстетом. Моя неопытная душа поддалась твоему очарованию. Но это был наглый обман! Обман, обман, мерзость и обман! Тебе просто хотелось позабавиться со мной!
О, если бы я знала, как черство твое сердце, как низки твои мысли! Дура! Зачем я верила красивым словам?!
ГОСТЬ. Неплохо. Стоило мне появиться в вашем доме, ты сразу бросилась мне на шею, уверяя, что именно меня ты ждала долгие годы. Ты рассказывала мне, как мой облик в точности повторяет твои отроческие видения. Даже голос мой казался тебе давно знакомым, он как бы уже много лет звал тебя в розовую даль.
Я не успел рта раскрыть, как оказался в твоей постели, практически изнасилованный тобой.
ДОЧЬ. (Кричит в закрытые двери) Мама, заткни уши! Это грязная ложь!
МАТЬ. (Из дверей) Мне кажется, мне пора вмешаться.
ОТЕЦ. Не согласен. Родительская власть не должна довлеть над детьми. Пусть они сами разберутся. Разбирайтесь сами, дети мои!
МАТЬ. (Дочери) Посмотри, как это делается, дорогая. Чуть больше такта. ( Подходит к Гостю и гладит его по волосам) Ты любишь меня?
ГОСТЬ. Люблю.
МАТЬ. Почему же ты не ласкаешь меня?
ГОСТЬ. Я немного устал. Ты слишком резва.
МАТЬ. Нет, ты не любишь меня.
ГОСТЬ. Идиотка, я же сказал, что люблю.
МАТЬ. Я обо всем рассказала дочери.
ГОСТЬ. О чем?
МАТЬ. О нашей любви.
ГОСТЬ. Я знаю.
МАТЬ. Дочь мне тоже все рассказала.
ГОСТЬ. Да? И что же она рассказала?
МАТЬ. Ты подлец! Мерзавец и подлец!
ГОСТЬ. Ну, наконец-то я могу уйти.
МАТЬ. Нет! Постой! Мы должны объясниться!
Со мной сейчас случится истерика.
ГОСТЬ. Подожди, подожди! Как там? Я сейчас хлопну в ладоши! (Хлопает в ладоши) Начинай!
МАТЬ. Отец! Скажи, наконец, хоть что-нибудь!!!
ОТЕЦ. А что? Неплохо, неплохо. Слегка переиграно, но в целом вполне пристойное зрелище.
Мать мне понравилась больше.
ГОСТЬ. Нет.
ОТЕЦ. Нет?
ГОСТЬ. Нет.
ОТЕЦ. Странно. (Жене) Пойдем, дорогая. (Уходят)
ГОСТЬ. Единственное, что меня влечет в жизни, — это музыка водопроводных сетей. Я готов часами слушать урчание и похрипывание труб. Как совершенна водопроводная система. Ни одна женщина в мире не обладает таким изысканным совершенством.
ДОЧЬ. Ты должен меня любить хотя бы из жалости. У меня мигрень, сердцебиение, несварение желудка, боли в печени, провалы памяти. Это следствие твоего жестокого обращения со мной.
ГОСТЬ. Прочь, распутница! Чистая вода налаженной системы смыла грязь с моей души и я понял, что прошлое было ошибкой.
Хорошо, выслушай меня. Милая! Дорогая! Представь на минуту, что ты добилась своего. И что? Водопроводные сети всех других городов придут в негодность. Каждое утро ты будешь кормить меня борщом и давать мне кофе со сливками. А потом появится какой-нибудь монтажник или инженер и начнет нагло выпивать мои сливки. В первую очередь ты же сама будешь страдать от этого.
Я родился свободным. Все свое детство я мечтал о служении людям. Я видел свою дорогу ровной и залитой светом. Я шел по ней гордо, чиня все водопроводные сети подряд.
Но годы, плохое оборудование и дурные люди сломали меня. Стоило мне уйти из города, и трубы ржавели, желчные старики строчили моему начальству раздраженные письма. Как будто это я виноват, что в нашем мире ничего нельзя сохранить. Сначала меня выгнали из одной фирмы. Потом из другой. Моя одежда превратилась в лохмотья, пыль дорог въелась в кожу. Я стал пользоваться любой возможностью приработка, не совместимого с моим призванием. Природа требовала своего, и я соблазнял женщин, близких к водопроводным сетям и просто попутчиц. Иногда это доставляло радость, иногда печаль.
ДОЧЬ. Тебе нужен домашний очаг и теплые слезы верной жены.
ГОСТЬ. Бесполезно. Я перестал сопротивляться.
ДОЧЬ. Ты никогда ничего не рассказываешь о твоей семье. Кто ты по национальности?
ГОСТЬ. Националист.
Отец мой умер десять лет назад. Вначале я ничего не предпринимал. Сегодня же я хочу знать, где он. Я хожу по городу и ищу его. Иногда мне удается уследить в тумане его тень. Но в целом мои попытки пока тщетны.
ДОЧЬ. Ты не страдаешь?
ГОСТЬ. Нет, я не страдаю. Я спокойно жду финала. Я живу как все.
Где ты была в эту ночь?
ДОЧЬ. Что?
ГОСТЬ. Я спрашиваю, где ты провела ночь?
ДОЧЬ. В твоей постели. Что с тобой, милый? Ты всю ночь целовал мои глаза и говорил, что в них отражается луна.
ГОСТЬ. Странно. Я дал бы голову на отсечение, что нынешнюю ночь я провел в придорожных кустах, замерзший, пьяный и одинокий. Посмотри, моя одежда в грязи и в листьях.
ДОЧЬ. Этого не может быть.
ГОСТЬ. ...Было, было, было, было...
ДОЧЬ. У меня есть свидетели — мои отец и мать.
ГОСТЬ. У меня тоже. Мое заложенное горло и боль в висках. Я продрог и промок, и сейчас у меня поднимается температура.
Вчера под вечер мне стало удивительно плохо. Я увидел, что жизнь моя никчемна, что вокруг все случайно, глупо, не нужно. Я прокрался в прихожую, схватил первый попавшийся плащ ( на мою беду, это был рваный плащ твоего отца) и опрометью бросился бежать. Я бежал по пустому городу, залитому грязными потоками дождя. Мне казалось, что за мной гнались, меня настигали. Я бросился в канаву и замер. Так я пролежал до рассвета.
Я и сейчас лежу в той канаве.
ДОЧЬ. Вранье. У меня вся грудь в твоих засосах.
ГОСТЬ. Я хочу еще немного сливок.
ДОЧЬ. Папа очень ругается.
ГОСТЬ. Тогда вина.
ОТЕЦ. (Со своего стула) Бедная наша дочь! Так они ни до чего не договорятся!
Дитя! Зачем мы воспитали тебя такой робкой и стыдливой? Вместо того, чтобы разорвать ему глотку своими острыми зубами, ты ласкаешь и голубишь его — своего мучителя! О, это моя вина.
Молодой человек, у вас нет красивого футляра для бинокля?
ГОСТЬ. Увы, у меня только сумка для гаечных ключей.
ОТЕЦ. Зачем вы появились в нашем доме?!
ГОСТЬ. Я странствовал. Искал приюта.
ОТЕЦ. Подойди, дочь моя. Хочешь ли ты разделить ложе с этим приятным молодым человеком?
ДОЧЬ. Хочу, папа.
ОТЕЦ. В таком случае ты просто дура. Дура, дура, дура!!! Как твоя мать!
Кто будет помогать мне в моих опытах? Кто будет ухаживать за мной? Приносить мне кофе в постель, когда я обдумываю очередную научную главу? Где твоя дочерняя привязанность и любовь? Где твое уважение к моим сединам?
ДОЧЬ. В заднице я видала все уважение к твоим сединам.
Неужели ты думал, что ради твоих паршивых изысканий, которые нужны разве что двум-трем таким же старым пердунам, как ты, я похороню себя в этом захолустье? Да любой столичный дом терпимости слаще, чем эти пропахшие нафталином отеческие пенаты!
ОТЕЦ. ...Еще один пролом... Еще одна пробоина... Пролом за проломом! Убийство за убийством! Птаха моей святости от горя разодрала свои крылья!
ГОСТЬ. Все из-за сливок. Как у вас с утра не задался день, так все и покатилось.
ОТЕЦ. О, сливки! О, грезы!
Иди, дочь моя, и подумай о том, что я тебе говорил. И будь благоразумна, как фея, а не как матросская шлюха.
ГОСТЬ. Вы удивительно чуткий отец.
ОТЕЦ. Не будем, Сергей Петрович. Скромность не позволяет мне акцентировать внимание на своей персоне. Сменим тему разговора.
...Итак, удачная ночка? А? “Коки-яки, забияки...”? А?
ГОСТЬ. Которую вы имеете в виду?
ОТЕЦ. Обеих.
ГОСТЬ. Я думаю, мы прекрасно понимаем друг друга. Мы — искатели. И этим все сказано. Позор обладания — вот все, что я могут принести случайные связи.
ОТЕЦ. Да-да, привилегия святых — пиршество на руинах страсти.
Впрочем, я давно уже лишен такого удовольствия. Исключительно наблюдаю и комментирую.
ГОСТЬ. Не пытаетесь ли вы хоть как-то гармонизировать свои впечатления?
Что, что нас заставляет вскакивать по утрам и с остервенелыми глазами бросаться к умывальнику? Что кроется за этой иезуитской привычкой желать друг другу “Доброго утра”? Как будто утро может быть добрым или злым для какого-нибудь отдельного идиота. Что заставляет нас гладить по ночам наших женщин, ласково нашептывая: “Ну, вот все и кончилось, а завтра станет легче”?
ОТЕЦ. Привычки, заповеди, самовнушения, красота окружающих нас дам.
ГОСТЬ. (Плачет) Мне кажется, в мире нет правды. Все лгут.
ОТЕЦ. Молодой человек, у вас приступ критицизма.
Не знаю, как насчет идей, но женщины порой оч-чень аппетитны!
ГОСТЬ. Кто вы?
ОТЕЦ. Не знаю. Так же, как не знаю, кто вы.

Гость со слезами уходит. Появляется Мать.

МАТЬ. Закрой глаза.
ОТЕЦ. Закрыл.
МАТЬ. Думай обо мне.
Что ты видишь?
ОТЕЦ. Старую скрюченную старуху, несущую мне стакан воды.
МАТЬ. Вспомни, что ты любишь меня.
Вспомнил?
ОТЕЦ. Вспомнил.
МАТЬ. И что?
ОТЕЦ. Ничего.
МАТЬ. Попробуй еще раз. Теперь закрой глаза другой рукой.
ОТЕЦ. Та же самая старуха. Мне страшно, дорогая.
МАТЬ. Не бойся. Это пройдет.
ОТЕЦ. К любви надо привыкать постепенно.
МАТЬ. Да, не следует перенапрягаться.
ОТЕЦ. У нашей дочери твои глаза.
...А зачем нам любовь? Надо искать что-то реальное, чтобы зацепиться за берега. Разве я не прав?
МАТЬ. Любовь греет душу.
ОТЕЦ. Да? Тогда попробуем еще раз. (Закрывает рукой глаза)
Нет! Я слишком устал. Лучше потом.

Уходит. Мать подзывает Дочь.

МАТЬ. Что ты делаешь, дочка?
ДОЧЬ. Разрезаю себе вены.
МАТЬ. Я удивлена. Из-за него?
Подумаешь, Дон-Жуан! Обычный служака-водопроводчик.
ДОЧЬ. Я все знаю.
МАТЬ. Нет, не все. Ты не знаешь, как глубоко и трепетно я люблю твоего отца.
ДОЧЬ. Ты предаешь его.
МАТЬ. А любовь и есть предательство. Разве ты не видишь, я кормлю его, как ручного ворона, со своей руки?
Он счастлив со мной.
ДОЧЬ. Ты просто ведьма.
МАТЬ. Как ты еще юна и неопытна. Какое у тебя робкое сердце. Когда ты научишься видеть правду, ты простишь и поймешь меня. Мы снова станем добрыми подругами. Дай я тебя поцелую! (Целует ее) Сладкая моя! Нежная!
ДОЧЬ. Ах, мама, я так страдаю! (Плачет)
МАТЬ. Страдай, страдай. Из девочки ты превращаешься в женщину. Из гадкого утенка в богиню. У тебя будет новая кожа, новые мысли и новые глаза.

Уходят. Вбегает Гость. За ним гонится Отец и лупит его веником по голове.

ОТЕЦ. Молодой человек, дуэль, только дуэль! Подобные оскорбления смываются кровью! Я не намерен терпеть издевательства от ничтожного, необразованного существа! Да, да, да! Именно, именно — ничтожнейшего существа!!!
Вы возомнили о себе, бог знает что! Вы вторглись в нашу частную жизнь, разрушили семью, осквернили мои святыни! Вы плут и мошенник!
ГОСТЬ. Браво, браво. (Обнимаются)
ОТЕЦ. Вам нравится? Не слишком ли патетично?
ГОСТЬ. Я бы добавил сюда еще звонкую пощечину — такую, знаете ли, от души!
ОТЕЦ. С удовольствием, с удовольствием. Только прежде позвольте, у вас туфли запачканы, я оботру!

Отец бросается и обтирает туфли у Гостя.

ОТЕЦ. Вот здесь пятнышко!.. И здесь!

Отец обнимает ноги Гостя и рыдает.

ОТЕЦ. Все виновны! Все, все, все! Судилище! Судилище! Всем смертную казнь — насильникам, убийцам, гениям, героям! Всех — червям! Всех на удобрение!
Жизнь — обман. Нас втравливают в это дело, не спрашивая нашего согласия. А потом выбрасывают, не прощая ни одной ошибки.
Страшно боюсь смерти. Хочу бессмертия. Личного, подлого. Именно для себя. Для вот этих мозгов и этого полового члена. Не для родителей, не для вас, не для детей. А именно для себя. Может быть, и для остальных тоже. Но в первую очередь для себя.
Я не могу умереть. Я не представляю, что могу умереть. Других переезжают машины. Другие падают в колодцы, погибают от пуль на войне, гибнут в больницах, умирают от старости. А со мной этого не произойдет. Не произойдет, и все. Не может произойти. Потому что это я. Вот он я – живой, здоровый, с женой, с любовницей, с детьми, с кошкой, с попугаем, наконец, черт возьми. Хожу, дышу. Пью вино. Ем хлеб. И так будет вечно.
Еще не умерши, уже жду воскресения. Что я сделал для воскресения? Был ли чист? Нет. Был ли светел? Нет.
Свою жизнь я прожил мерзко. Без молитв, без любви, без покаяния.
Но все равно я должен быть воскрешен. Первым. Обязательно. Именно я (я, я, я!..). Потому что я принадлежу (не могу не принадлежать!) к той самой христовой избранной белой кости, для которой уготован рай. Мне не нужен ад. И никакой вашей смерти мне не надо.
И ведь так и помру с этой верой, и в этом одном только и есть вся моя вера — что буду воскрешен первым и также буду продолжать дальше жить, только еще сытнее, еще беззаботнее, еще радостнее...
Я бегемот. Я избранный.
ГОСТЬ. Конечно, конечно. Позвольте, любезный, позвольте я вас подниму. Мне, право, неловко. Экий вы... впечатлительный! Это же обычное дело, обычное дело.
ОТЕЦ. (Поднимается с колен, вытирает слезы) Может, попробуете?
ГОСТЬ. Почему бы и нет? Вы мне симпатичны. Это не сложно?
ОТЕЦ. Главное сосредоточиться. Сконцентрировать волю. Раскиньте руки, как большая птица. (Подвозит к Гостю ванну с водой)
ГОСТЬ. Не получается.
ОТЕЦ. Еще раз. Спокойнее. Закройте глаза.
ГОСТЬ. Как-то странно. Я, наверное, не готов. У меня срочная работа, в соседнем квартале трубы протекли. Я вас слишком плохо знаю.
ОТЕЦ. Ничего, ничего. Все образуется, все получится.
Бросайтесь!
ГОСТЬ. (Пятится) Не могу. Не могу.
ОТЕЦ. Возьмите бинокль. Возможно, с биноклем вам будет проще.
ГОСТЬ. Нет. Где ваши жена и дочь?
ОТЕЦ. Это был сон. Вам снилось. Что вас держит? Чего вы боитесь?
Скорее же! Там лучшие водопроводные сети!
ГОСТЬ. Не понимаю. Вы сумасшедший. Отстаньте от меня! Я буду звать на помощь!
ОТЕЦ. Вы точно не желаете? Тогда я. Не мешайте. Подержите мой бинокль.
Эй, где ты? Я готов.
Я — беге...

Отец, раскинув руки, бросается в ванну и превращается в бегемота.

Занавес.