ВИКТОР ЛЯПИН СТИХИ

ВИКТОР ЛЯПИН СТИХИ

Продолжение - СТИХИ. ПЕРЕВОДЫ С БОЛГАРСКОГО

***

Будет день, будет ангел, и скажешь
ты ему - грешен был или свят.
Сядешь в тень и ботинки развяжешь,
и спокойно посмотришь назад.

Прятать нечего, вся-то победа -
что совсем не погиб от греха.
Речь польется, и ваша беседа
будет, как откровенье, тиха.

После радостного, после злого
так приятно сидеть возле врат.
И промолвишь ты верное слово.
И заметишь, как спутник твой рад.

***

Чайник ропщет на судьбу,
проклинает все на свете -
бесполезную гульбу,
грязную плиту (- В гробу
я видал компаньи эти!):
бу-бу-бу и бу-бу-бу.

- Перекрою газ, дурак.
Лучше уж молчи, холерик.
Сдам на свалку, раз не так.
Боже, что за кавардак,
нудно от твоих истерик.

Обливаясь кипятком,
он шипит, шипит, чернея,
что связался с дураком,
что обрыдло все кругом,
позовет Варфоломея.

Надоел... Откуда прыть,
бульканье в луженой глотке?
Все. Отрезать. Перекрыть.
Вырвать к дьяволу конфорки -
а не переговорить...

***

Огни на дальнем берегу. Костры и бакены в тумане.
Гудят заволжские луга, дождями вытянуты в нить.
Разлив. Стоять, глядеть, курить и крошки разминать в кармане.
Разлив. И не избыть реки, и никогда не переплыть.

То сажа, то песок, то снег летят с небес в речную воду.
Кричит суденышко в волнах, как в мед попавшая оса.
И варварский, гортанный звон доносится сквозь непогоду,
где ветер колокол глухой на белой церкви развязал.

Кормиться беглым, грязным льдом слетелись стаи хмурых чаек;
над быстрой пеною крутясь, орда их серая шумит.
И телогрейку натянув, выходит пристани начальник,
которому свежак апрельский в штаны надул радикулит.

Он смотрит вдаль и видит мрак, и улыбается устало,
и думу думает старик - вот рубануть канат, и в путь.
Но, пристань оглядев свою, он материт кого попало
и возвращается опять в свою каюту отдохнуть.

Когда же сменщица придет, он с нею выпьет бормотухи,
завалит бабу на лежак и станет жадно обнимать,
пытаясь выпить горький мед, хотя откуда мед в старухе?
А после скажет, утомясь: - Пойдем глядеть на реку, мать.

И будет тот же дождь кропить, глаза и мысли остужая.
И сторож в церкви побредет на колокольню с фонарем.
И будет двигаться вода, то лодку, то бревно рожая,
шепча проклятья и мольбы на грубом языке своем.

***

Не глухие слова, мельничные жернова -
Мелют, мелют меня. Дай вздохнуть, сделай милость!
Не очнуться, не выбраться... Зреет листва,
и безумство свое проклинает трава,
что взросла на откосах и в рост распрямилась!

...Не глухие слова, мельничные жернова!
Я все больше похож на зерно налитое!
Это жизнь, я шепчу себе, это она
так вольна, так бесстыжа, так смертью пьяна!
...Неужели пришла ты, пора травостоя?

***

Сандалии блаженно расстегнуть,
босой ступней нащупывая влагу
кукушкиного льна. В пустую флягу
слетит паук, чтоб золотом блеснуть

в луче сквозном. Ты можешь отдохнуть.
Путь кончен, ты у самого порога.
И надо только вспомнить имя бога
и над поляной бабочкой вспорхнуть.

***

"На полдник будет чай с печеньем". Ребенок думает и плачет -
необъяснимо, долго, трудно и непонятно. Дождь с огнем.
Тьма обрывается свеченьем. И вечер все переиначит.
И влажной музыкой подспудно созреет пониманье в нем.

И ты найдешь всему причину, когда в сыром, ночном борее
обнажена, открыта память, белеет, разгоняя мрак.
К сандалиям налипла глина, и хвое пахнуть все сильнее.
И запах выпить и оставить. И взять с собой нельзя никак.

Ребенок в зеркале ошибок, далекий и необъяснимый.
Ему и холодно и дико. Черты блаженные сличай!
Беспечен, солнечен и гибок, и легок - мимо, мимо, мимо!
На полдник будет земляника... Постой - на полдник будет чай...

***

Покрыто влажное стекло
испариной, протри - и нежной
тьмой хлынет ночь, горя светло,
на подоконник белоснежный.

Не сохнет бархат лип густых.
Утихшего дождя дыханье.
...И земляничин молодых
в душистой чашке колыханье.

***

Нас обходит стороной невзгода!
Только так, приятель, стороной!
А тоска - так это все погода,
просто вечер выдался хмельной!

В городке моем спокойном, лисьем
будем жить, не рвя гитарных струн.
Брат, не верь ни снам, ни пачкам писем -
почтальон распутник или врун!

За панической строкой рапсода
выплывает светлая строка.
Это все погода, брат, погода,
просто тьма дождлива и горька!

Одиночество, ты беззаконно!
От тебя любой в минуту пьян!
Я гляжусь в твой омут заоконный,
и в его огне - вся жизнь моя!

Хочешь, заходи! Мы выпьем вместе
крепкого, тягучего вина.
Поглядим, как в этом гиблом месте
катит в пропасть за волной волна.

Я вчера читал стихи поэта -
тот поэт уж отбыл в мир иной.
И за это, за одно за это
он сто крат честней передо мной.

Мужественный, старый и недужный,
он до гроба жизнь в тебе топил.
Может, так и лучше, так и нужно -
уж по крайней мере честен был!

Ничего, брат. Все мы год от года
разъяренней в этой тьме слепой.
Обходи нас стороной, невзгода,
только так, невзгода - стороной!

***

В звучном небе, на закате, сам - заплата на заплате,
С плачем долгих пьяных братий: - Эх, давай, Колюха, жарь! -
Над конюшней, над загоном, над колхозом-чемпионом
Колокольным ржавым звоном забавляется звонарь.

А народ смешлив до колик: - Это ж Колька-алкоголик,
Бывший сторож и историк. Слазь, зараза, не греши!
Подучили, спирта влили, как солому подпалили:
- Все, ребята, или-или: или бей или пляши!

Ничего ему не мило. Мать, зачем его кормила?
Молоко твое уныло, растравил печенку страх.
Непослушными руками разрывает ветхий камень -
и швыряет колокольню, как соломинку в волнах.

- Что, пьянчужка, раскричался? Что мутишь, уродец, воду?
Баламутишь домочадцев? Насылаешь непогоду?
Вольно дышишь, волны плещешь в неба глохнущую гарь?
Не губи, бесстыжий ирод! Да уймись же ты, звонарь!

- Поздно, мать. Трудна работа. Волны бьют в борта без счета,
горло каменного флота запружило, замело.
Парус-колокол взовьется, ветра мокрого напьется -
И по вашим постным ликам двинет в небо тяжело!

Прибежавший председатель кроет в бога-душу-матерь:
- Упаси меня создатель от тяжелого греха!
Запихал завхоза в "Волгу" - покатил искать двустволку
на заброшенной кордоне у баптиста-лесника.

А народ смеется пуще: - Жарь, Колюха, жарь погуще!
Может, стерпит божья куща - что бояться почем зря?
...И глядит доярка-дура, сражена ножом амура,
как саднит над полем хмуро ало-черная заря,
и качается фигура золотого звонаря!

***

На правом берегу деревня.
На левом тощий, сгнивший сад.
...потусторонние деревья,
пылая, из воды торчат.

Гудит, шаманит непогода.
Дождь. Слякоть. Не видать ни зги.
...На левом липы сходят в воду.
На правом сломаны мостки.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

1.
...встав поутру и приготовив мыло,
газетку, щетку - он пошел попить
на кухню. Дождь, начавший за ночь лить,
не перестал. В открытой банке было

два огурца, рассолу на стакан.
Он съел и выпил. Посмотрел в окошко,
на улицу - где только дождь и кошка.
...Каким-то чудом рыжий таракан

в буфете жил. Под громыханье грома
вернулся он к себе надеть штаны.
Умыл лицо и, сдернув со стены
листок с портретом, выбрался из дома.

2.
... на перекрестке - можно не смотреть -
афиша предлагала не скупиться
и за полтинник райским сном упиться,
как и в любой из дней. Но только медь

в кармане он берег для табака
и, более того, желанья мало
имел сидеть и париться, устало
впиваясь взглядом в снежный мир, пока

сопеньем выражая силу чувства,
грызет соседка семечки, к чему,
прислушивается кассирша, тьму
рассеивая силою искусства.

3.
...итак, он просто так гулял себе
и мок. Открыли двери в магазине.
Девичий взгляд таил так много сини,
Но был отвергнут им. Девица, "бе"

сказавши дураку, его презрела.
Он принял "бе" как должное. В ответ,
собравшись, тут же написал сонет
про осень, про любовь, что сердце грела,

но тот, конечно, оказался плох.
...Сидели на заборчике мужчины,
одиннадцати ждали без причины.
У семафора мотоцикл заглох

в огромной луже. И, сверкая лаком,
умытые автобусы, визжа,
сигналили, собой не дорожа,
на удивленье сбившимся собакам.

Стоял с лаптою местный дурачок.
Разинув рты, дивилися зеваки.
В окошке парикмахер делал знаки
клиенту подождать, кося зрачок

на улицу. Но смолк и шум и гам.
Но смолкло все. Томился город праздный
в своей печали. Выпивоха грязный
насчитывал копейки на сто грамм.

4.
...он шел и шел за сворою собак
и очутился в грязном переулке,
где сдобные куски намокшей булки
доклевывали воробьи, на бак

с очистками усевшись. "Ни к чему", -
подумал он, а что - забыл подумать.
Быть может, воробьи? Но ветру дунуть
довольно было, чтоб пройти ему

и этот круг. На нос упала капля.
Подставил он дождю ладонь свою,
и предавался долго б забытью,
блаженно ощущая легкий крап, для

которого и создана рука.
Но кто-то подтолкнул его немного,
и он очнулся.

5.
...тихо и убого
сиял забытый двор. Качель, доска

с веревками, песочницы пятно.
Бог весть, куда бегущая собака.
Бумажки, вырвав из-под крышки бака,
в канаве топит ветер... Но

пить захотелось. Повернул назад,
пошел к базару - мимо бань, горгаза.
Вослед случайно брошенная фраза.
Намокший ватник. Черенки лопат.

Раскапывали трубы, подрядясь.
И две доски отчаянно скользили.
Карбидом пахло. Бабки грязь месили,
из бань бредя и через шаг крестясь.

6.
...румяных бабок, чистого дождя,
досок да глины вымытой - довольно,
оказывается, чтоб сердцу вольно
и мирно стало. Он, переходя

через дорогу, оглянулся. Там -
сияло солнце, сохло небо, пели
синицы из сверкающей купели,
и - легкий жемчуг - капли по кустам...

***

Ночной узор дыханием сведу
с морозного стекла: ...прозрачным шаром
сияет сад, заснеженным бульваром
внук бабушку и пса ведет к пруду.

Из домика, забытого в саду,
Закутан в теплый шарф, морозным паром
дыша, - ребенок без подмоги (даром
что мал!) легко покатится по льду.

Слепящий свет. Скользящие фигурки.
Сор. Фантики конфетные. Окурки.
И в бабушку летящий снежный ком.

Мир, как вино, волшебный и чудесный,
где девочка, надев ботинок тесный,
ревет над разорвавшимся шнурком.

***

В коровнике гремела цепью шумно,
возилась телка. Влажно ночь плыла.
Со свежим ветром думалось безумно.
Он вышел в поле. И звезда взошла.

Вот Леший пруд. Одежу - на корягу.
В белесом дыме танец мошкары.
И - бухнулся в мерцающую влагу.
Ночь, тишина. И дальний свет с горы.

Туманный свет, обманчивый, нерезкий.
Всплеск...тишина. И берега немы.
Мгновение и - кобчики на всплески
стрелою вынырнули изо тьмы.

ЛЕБЯЖЬЯ СТОРОНА

Леха, Леха, тракторист сердечный!
Что ж опять нам бревен не привез?
Запалить бы спичкою копеечной
весь ваш нищий, спившийся колхоз.

Мы вчера опять всю ночь чудачили,
крали груши лучшие в саду,
и веселый сторож нас подначивал,
угощая брагой на меду.

Курицу поймали и прирезали,
жарили ее на костерке.
А из бань соседских девки резвые
к нам тайком сбегались налегке.

Дым стоял над звездами сливовыми,
звон гитарный кобчиков будил.
Под двумя доярками суровыми
бился наш трухлявый бригадир.

Что ж у вас тут, бог мой, за деревня,
где ни днем, ни ночью трезвых нет?
где и сельсоветчица-царевна
прокурила спиртом сельсовет?

...Ладно, брат. Тащи в кабину бредень
да снимай рубаху и штаны -
на реку твою ловить поедем
щук твоей лебяжьей стороны!

Пить нам, видно, воду-медовуху
и коровник ставить - до-о-о зимы.
Леха, Леха, друг, пропащий ухарь!
Раскрывай, дари свои холмы!

Где кукушка житный колос съела,
подавилась, жадная, спьяна.
Где стоит сметаной воздух белый
над пшеницей зрелой, как жена.

Где березы студят корневища,
сунув в родниковый, жгучий лед.
Где тобой распахано кладбище,
и оно тобой же зарастет.

Кто-то в мире пахарь, кто-то мытарь.
Наши пашни нам самим смешны.
Мы-то кто, Алеша? Леша, мы-то?
Сны твоей лебяжьей стороны?

Ты попроще, Леха, я поплоше -
Но лежать нам рядом в борозде.
...Царство всем небесное, Алеша,
кто гуляет с бреднем по воде!

***

...синее неба, золотистей ржи
нет ничего. Шмель в волнах иван-чая
так бархатист - хоть языком лижи.
Тебе б его шмелиные печали!

...ты у реки. Навстречу легион
гусей - бредет гогочущее войско.
И хоть ты будешь с плачем побежден,
бой принимаешь в панике геройской.

...и это лишь начало дня. Взгляни -
ты в кузове уснул, на сене млея,
среди колхозниц, визга, толкотни:
- Гадюка в сене! Прыгай же смелее!

...пахучий проблеск редкого дождя;
плеснул и стих. Клубника на клеенке,
и запах от пшеничного ломтя,
горячий запах, сладостный и тонкий.

..."тот умер, эта умерла". Чудак.
Однажды с нами бывшее не минет.
И этот день не кончится никак:
беги скорей к столу, твой ужин стынет...