"ЧАРЛИ-САКСОФОН" Часть 2

ЧАРЛИ. ...потому что ты решил. Что это завещание бедного Чарли?
БРУНО. Совсем не остроумно, Чарли.
ЧАРЛИ. О чем теперь толковать, Бруно, если я жив? Все могло бы сойти лучше, но у меня талант губить всякое хорошее дело.
Во всем виноваты проклятые урны.
БРУНО. Как тебе здешние врачи?
ЧАРЛИ. Они как девочки из консерватории Канзас-Сити, которые думают, что играют Шопена, ей-богу. Утром явился практикант, такой чистенький, розовенький - одно загляденье. Ни дать ни взять, сын Клинекса и Тампекса, честное слово. И этот ублюдок садится рядом и принимается меня утешать, когда я только и желал, что умереть, и еще обижается, когда я посылаю его к родителям.
Бруно, эти врачи, как и все вокруг, какие-то убежденные. Спросишь, в чем? Сам не знаю, клянусь, но в чем-то очень убежденные. Бруно, все они чувствуют себя уверенно.
В чем они уверены, когда даже у меня, отребья несчастного с тысячей болячек и заскоков, хватает ума, чтобы разглядеть, что все вокруг на соплях, на фу-фу держится??? Надо только оглядеться немного, почувствовать немного, помолчать немного, и везде увидишь дыры. В двери, в кровати - дыры. Руки, газеты, время, воздух - все сплошь в пробоинах; все, как губки, как решето, само себя дырявящее... Но они - как мадеумазель Уверенность, столетняя целка. В их халатах нет дыр. В твоем костюме, Бруно, есть дыры?
БРУНО. Появятся, если прогорит моя книга о тебе.
ЧАРЛИ. Они считают себя мудрецами. Меня просто смех разбирает: ведь, в общем-то, неплохие ребята, а живут, уверенные в том, что все, чему их учат и что делают - вещи, ох, какие трудные и умные! В цирке или в музыке тоже так, Бруно. Люди думают, что это верх трудности и аплодируют акробатам-трюкачам или мне. Я не знаю, что им при этом кажется? Что человек на части разрывается, когда хорошо играет? Или что акробат руки-ноги ломает, когда прыгает?
В жизни по настоящему трудные вещи совсем иные - это все то, что, на первый взгляд, людям представляется самым простым и обычным. Смотреть и видеть, например, или понимать собаку или кошку. Вот это чертовски трудно. Ты когда-нибудь смотрел на себя в зеркало, Бруно?
БРУНО. Чарли, я бреюсь перед зеркалом каждое утро.
ЧАРЛИ. Вчера вечером я почему-то стал глядеть на себя в зеркало и, верь, не верь, это было страшно трудно, я чуть не скатился с кровати. Я сразу понял, что в действительности тип в зеркале - не я. Вдруг, не знаю, как это понял, - нет, не я. Мои волосы, мой шрам, и все равно не я.
БРУНО. Не стоит так все усложнять, Чарли. Курс лечения пройдет очень быстро.
ЧАРЛИ. Ты так и не переспал с Маркизой?
БРУНО. У меня отличная жена.
ЧАРЛИ. Я говорил о Маркизе.
Почему бы тебе не научиться играть на саксофоне?
БРУНО. У каждого из нас свое дело.
ЧАРЛИ. Да, ты прав, Бруно, ты мой лучший и единственный друг.
БРУНО. Спасибо, Чарли. Маркиза уладила в полиции дело с поджогом. Пришла, открыла кошелек - и все остались довольны.
ЧАРЛИ. Для нее это раз плюнуть. Да, он ухватила доллар за хвост, а это, как говорит Арт, поважнее, чем иметь пулемет.
БРУНО. Что-нибудь еще, Чарли?
ЧАРЛИ. Нет. А у тебя?
Тот саксофон, что ты мне подарил - надеюсь, он цел?
БРУНО. ...Мне звонила Лэн из Чикаго. Она разыскивает тебя.
ЧАРЛИ. Она исправно сдирает с меня свои алименты.
БРУНО. Не в этом дело. Твоя младшая дочь Би умерла.
ЧАРЛИ. Я и говорю, хороший саксофон, не потеряй.
БРУНО. Извини, Чарли.
ЧАРЛИ. Кто ты такой?.. Почтальон? Посыльный? Вестник? Что ты о себе возомнил? Почему я узнаю все от тебя???!!!
БРУНО. Чарли, кто-то должен был... Мне очень тяжело...
ЧАРЛИ. Тяжело?.. (Начинает говорить чересчур картинно и торжественно, переигрывая, как плохой актер) ...Бруно, у меня вот тут заболело. (Показывает на сердце) Бруно, она белым камешком лежала у меня в руке. А я всего только бедная черная кляча, и никому, никому не осушить моих слез.
БРУНО. Прекрати, Чарли, прошу тебя.
ЧАРЛИ. (С искаженным ртом, с лицом пепельно-серого цвета) Ах ты, грязная обезьяна! Клещ! Кровопийца! Присосавшееся ничтожество! Поедатель падали! Гнусный, развратный словоблудец! Какой подонок оттрахал твою мать, чтобы ты появился на свет??? Засунь себе в вонючий рот свой саксофон и попробуй вытащить из себя хоть один живой звук, ты, пожирающий отбросы мертвец!!! Ты скотина, скотина, скотина!..
...Прости меня, Бруно. Прости меня! (Рыдает) Как она умерла? Как умерла моя Би?
БРУНО. Она умерла в Чикаго от воспаления легких.

Затемнение. Музыка.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Комната-ресторан. За столиком - Бруно и Малышка.

МАЛЫШКА. А правда, что вы с Чарли лучшие друзья?
БРУНО. Ну, не знаю. Наверное.
МАЛЫШКА. Я скажу тебе, Бруно, чего я хочу больше всего на свете. Я хочу твоего Чарли.
БРУНО. У тебя губа не дура. Но хорошим девочкам в двадцать лет не подходит саксофонист-развалина. (Шутливо) Начинать нужно с джазовых критиков. (Берет ее за руку)
МАЛЫШКА. (Смеется и нежно гладит его волосы) Не знаю, не знаю.

Звучит один из Паркеровских блюзов или одна из баллад. Малышка и Бруно танцуют.

БРУНО. Так как, Малышка?
МАЛЫШКА. Вечер только начинается, Бруно.
Я была сегодня на концерте Чарли.
БРУНО. Да?
МАЛЫШКА. Он едва мог играть, но то, что он сыграл, стоило всех импровизаций какого-то Джона Льюиса. Этот Джон Льюис запросто может всегда выдавать готовую руладу, потому что у него всегда под рукой ноты, чтобы заткнуть дыру.
БРУНО. Не знаю, долго ли продержится Чарли, и долго ли публика будет терпеть его выходки. Он больной и конченый человек. Парни из квинтета уже по горло сыты такой жизнью. Со дня на день все может взлететь вверх тормашками, как это уже было в Сан-Франциско, Балтиморе или Нью-Йорке.
МАЛЫШКА. Он восхитителен, Бруно. В нем есть то, что заставляет женщин безропотно расстегивать блузку.
БРУНО. Ай-ай-ай, такая юная и такая испорченная. Я еще не потерял надежды уговорить тебя пойти выпить по глоточку куда-нибудь в более укромное местечко.

Входит Чарли с абсолютно идиотским выражением на лице. Глаза влажные, жалкие. На отвисшей губе пузырьки слюны. Он оглядывается, находит глазами Бруно и направляется к его столику.
Чарли подходит и опускается перед Бруно на колени.

ЧАРЛИ.(Плачет) Бруно, верни мне Би.
БРУНО. Чарли, вставай, Чарли, не будь посмешищем. Чарли, ты просто пьян.
ЧАРЛИ. Бруно, Бруно, верни мне Би. Бруно, ты один у меня остался. (Целует ему руки, потом ботинки)

Бруно безуспешно пытается поднять Чарли. В итоге он тоже садится на пол перед Чарли.

БРУНО. Чарли, приди в себя. На нас люди смотрят, Чарли.
ЧАРЛИ. К черту людей. Дай закурить, Бруно.

Закуривают, сидя на полу. Малышка пододвигает к ним свой стул и нежно гладит волосы Чарли.

ЧАРЛИ.(Ей) Мы знакомы?
МАЛЫШКА. Меня зовут Малышка.
ЧАРЛИ. (Отдает ей ключи от своего номера) Иди, милая, разбери постель и жди меня. Я скоро приду. Вот только поговорю с Бруно.

Малышка целует его и уходит. Бруно удается усадить Чарли на стул.

ЧАРЛИ.(Вытаскивает платок и говорит совершенно спокойным голосом) Прости меня, Бруно.
БРУНО. Да ладно. Я привык к твоим выходкам. Говорят, ты сегодня великолепно играл?
ЧАРЛИ. Не помню. Честное слово, не помню. По рюмочке шартреза?
Если бы меня сейчас был с собою сакс, я бы всю ночь напролет играл для тебя Вивальди.
БРУНО. Почему Вивальди?
ЧАРЛИ. Ну, не знаю. Света много. Может быть, еще Баха. И что-нибудь из своего.
Знаешь, Бруно, какой-то идиот подсунул мне твою книгу. Ту, что про меня. Я прочитал несколько страниц.
Хорошая книжка, интересная.
БРУНО. Правда?
ЧАРЛИ. Все равно, как в зеркало смотришь. Стоишь перед зеркалом и смотришь, смотришь, смотришь. Что там за рожа?
БРУНО. Зеркало, Чарли - точная штука. Никогда не обманет.
ЧАРЛИ. Ты в этом больше разбираешься, ясное дело. Но в твоем зеркале кое-чего не хватает.
БРУНО. Видимо. Только того, что в тебе еще пока н проявилось.
ЧАРЛИ. Я опять вдел урны. Та, самая большая, которая посередине, полная почти голубой пыли, - так похожа на пудреницу моей Би.
БРУНО. Об этом не пишут в книгах.
Я создал на основе твоей музыки новую эстетическую систему. Творцы, начиная от настоящих композиторов и кончая тобой, обречены на муки творчества, но они не могут диалектически оценивать свои результаты. Что касается слов, все вы - великие немые. Мы даем вам голос.
ЧАРЛИ. Знаешь, Дэдэ очень хорошая, но занудная. Она так тщательно заботится о моем благе. Но, к счастью, на свете существует добрый приятель Бруно. Который написал про меня замечательную книгу и с которым так приятно выпить по рюмочке шартреза.
БРУНО. Я прекрасно знаю, что в книге нет правды о тебе. Там только точный анализ твоей музыки. Нельзя же писать про твою жизнь, твою шизофрению, загулы, сумасбродства, жалкое раздвоенное существование.
ЧАРЛИ. Я и есть музыка, Бруно.
Ты забыл написать про главное, Бруно. Ты забыл написать про меня.
БРУНО. Брось, Чарли. Всех интересует твоя музыка, но никого не интересуешь ты. Мою книгу уже перевели на три языка. Она получила отличные отзывы.
ЧАРЛИ. Не обижайся, Бруно, ты не виноват. Если я сам не сумел сыграть, как надо. Сыграть себя, настоящего, чтобы было понятно любому тупице, то что же требовать от тебя, Бруно?
БРУНО. Никто ни о ком ничего достоверно не знает. Но это давно не новость.
ЧАРЛИ. Не думай, что дело только в этом. Есть еще бог, мой дорогой. Вот тут-то ты и наплел ерунды.
БРУНО. Идем домой, Чарли, не хочу в очередной раз слушать твой бред.
ЧАРЛИ. Есть еще то, что ты и твои приятели-писаки называют богом. Тюбик с зубной пастой для вас - бог. Свалка барахла для вас - бог. И из меня ты сделал бога. Наплел чего-то про мое детство, про древнюю наследственность, в общем - куча тухлых яиц, сидишь на них и кукарекаешь, считая, сколько прибыли тебе принесет новый тираж.
БРУНО. Но я только сказал, что в тебе проявился дух негритянской музыки...
ЧАРЛИ. Не хочу я быть твоим богом. Убирайся со своей писаниной в задницу. (Показывает на кота под столом) Я так же одинок, как этот кот под столом, да еще побольше, потому что я знаю это, а он нет. Проклятый, оцарапал мне руку! Бруно, джаз не только музыка, я не только Чарли...
БРУНО. Именно так у меня и сказано и написано, что ты иногда играешь, словно...
ЧАРЛИ. (Свирепеет) ...Словно мне в зад иглу воткнули!!! Сразу ты все переводишь на свой паскудный язык. Вся моя игра и все хлопки публики ни черта не стоят! Пойми ты, олух, действительно ни черта не стоят! Дело не в музыкальных стилях, сексах, саксах и прочей ерунде. Вот есть разница - живая Би и мертвая Би? То, что я играю, это мертвая Би. Понимаешь? Понимаешь ты, тупица? А я хочу, я хочу... и потому я бью свой сакс вдребезги, а ты думаешь, что я в белой горячке.
...Ты сама доброта, Бруно. Сначала мне показалось, что ты пишешь о ком-то другом, а потом я читаю - "Чарли тут, Чарли там". Значит, говорит обо мне. И я спросил себя: разве это я?
...Мусор в Сене, вот эти объедки на тарелке - твоя книга. А я - эта грязная салфетка. А ты - эта пустая бутылка. Нам не поймать время, не вернуть Би.
...Всю свою жизнь в музыке я хотел приоткрыть дверь. Хоть немного, хоть щелку.
Как-то ночью в Нью-Йорке мы с Майлзом и Холлом целый час играли запоем, только для себя. Я закрыл глаза и летел, Бруно, клянусь, летел. Я был словно рядом с самим собой, и для меня не существовали ни Нью-Йорк, ни, главное, время, ни потом... Не существовало никакого "потом"... На какой-то момент я очутился там, музыка меня унесла. Но только кончил играть - ведь когда-нибудь надо было кончить - в этот же миг опять упал в самого себя...
Я чувствую, что я был вплотную у этой проклятой двери. Если нет сил открыть дверь, надо вышибить ее ногами, разбить вдребезги, вот и все!!!
...Не обижайся, Бруно, ты написал хорошую книгу. О себе, о публике, о жующих, лечащих и уверенных в себе. Но не обо мне.
БРУНО. Я не обижаюсь, Чарли. Я же твой друг.
ЧАРЛИ. Прощай, Бруно. Передать от тебя привет Малышке?
БРУНО. Передай, Чарли.

Чарли уходит и проваливается в черную яму или возносится на черные небеса.

ЭПИЛОГ

БРУНО. Я понимаю, что выгляжу в этой истории дураком. Но написал ее я. Я бы мог кое-что приукрасить, изменить. Я же все-таки неплохой журналист.
Чарли уехал с Малышкой в Нью-Йорк. Моя книга о нем имеет большой успех. Я решил оставить для второго издания все без изменений. Ни к чему менять то, что нравится публике.
Я не обиделся на Чарли и до конца остался его другом. В конце концов, у него своя правда, у меня своя. Кому-то она нравится, кому-то нет.
...Вскоре пришла телеграмма. Все так и случилось. Чарли умер. Очень просто. Смотрел телевизор и на середине телепередачи, которая ему очень нравилась, закашлялся, резко согнулся - и все. Маркизе удалось замять историю с марихуаной. Эти события совпали со вторым изданием моей книги. Тираж разошелся почти мгновенно. Отчасти это просто совпадение.
Не преследуй меня больше, Чарли.

Занавес